Талантивому поэту Мазиту Рафикову было всего 25, когда, будучи пятикурсником КГУ, он был по ложному доносу арестован и обвинен в антисоветской пропаганде. Без суда, решением Особого Совещания фронтовик-инвалид был приговорен к десяти годам лагерей. До августа 1955 года Мазит отбывал срок на отрезке железной дороги Тайшет-Братск Байкало-Амурской трассы.

От войны до лагеря

В марте 1943 года он стал курсантом пулемётного батальона Рижского военно-пехотного училища, эвакуированного в Стерлитамак. Вскоре был отправлен на фронт одновременно санинструктором и пулемётчиком. В рядах действующей Красной Армии прошёл с боями от Красного Лимана до города Запорожье. 24 сентября 1943 года был дважды ранен в боях на Днепре – в руку и позвоночник. После лечения демобилизован. В 18 лет стал инвалидом на всю жизнь. Награжден медалями «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», орденом Отечественной войны 2-й степени.

В 1944 году поступил учиться на отделение башкирской филологии Башкирского пединститута, в 1946 году перевелся на отделение русского языка и литературы Казанского университета. И сразу окунулся в кипучую студенческую жизнь: организовал кружок, где проводились диспуты и на политические темы, иногда звучала и критика власти.

Рафаэль Мустафин вспоминал:

«1950 год… Я, тогда еще «зеленый» первокурсник, сразу выделил Мазита среди студентов - «старичков». В солдатской гимнастерке без погон, с медалью «За отвагу» (которая, между прочим, дается только за личное мужество, проявленное в бою), с неизменным комсомольским значком на груди и авторучкой, торчавшей из нагрудного кармана, он привлекал внимание своим вдохновенным «поэтическим» видом. Копна густых темных волос отброшена назад – как у Хади Такташа. Взгляд устремлен куда-то вдаль. А губы шевелятся – проговаривают зарождающиеся стихи.

Потом он надолго исчез и появился в Казани 5-6 лет спустя совсем другим – молчаливо-сдержанным, физически надломленным. Ходил, с трудом передвигая ноги - сказывалось ранение в позвоночник, полученное еще на фронте и усугубленное в лагерях, но не утратившим интереса ни к литературе, ни к жизни…

Однажды теплым апрельским вечером мы с ним сидели в университетском скверике. И я спросил его о гулаговском прошлом.

- Знаешь что, Рафаэль, - ответил он. – Я не буду тебе ничего рассказывать. Я просто почитаю тебе стихи, написанные там. Написанные – не то слово. Сложенные в голове, без пера и бумаги. Сам понимаешь – за клочок исписанной бумаги полагался карцер, побои, а то и новый срок. Во время «шмонов» раздевали догола, перетряхивали всё, вплоть до трусов. Меня обыскивали особенно тщательно – знали, что я «сочинитель». Иногда, чтобы позлить надзирателей, я клал в карман клочок бумаги, на котором крупными буквами было написано одно слово - «Дурак!». Конвоир разворачивал бумажку с видом «Ага, попался!», читал это слово и в сердцах давал мне оплеуху. А я только смеялся.

Весь вечер он читал мне свои стихи. Для меня это стало откровением. Тогда только начиналась хрущевская «оттепель». Можно было говорить об отдельных «перегибах», нарушениях социалистической законности, но сам строй, система, руководящая и направляющая роль партии оставались незыблемыми догмами. А Мазит Рафиков копал глубоко, ибо на собственном опыте убедился, чего стоят эти идеологические мифы:

Никогда б не поверил,

что у лучшего строя

столько врагов.

Но откуда ж, откуда

набралось под конвоем

столько спин и голов?

Сколько в этих словах было горькой иронии, боли! Запомнились и его первые строки, сложенные вскоре после ареста:

Оплевали мне душу мою

И в «кормушку» мне пайку суют,

Словно сам заработать не мог…

То не хлеб – то мне в горло комок…

Он писал о своих товарищах по несчастью, вместе с которыми ковырял кайлом мерзлую землю и валил деревья, и которых терял чуть ли не на каждом километре. Что от них оставалось?

Лишь столб да номер на могиле этой,

И всюду сосны, темный бурелом…

Что я скажу вдове его и детям

И что скажу грядущему о нём?

Звучала и критика власти.

Вернувшись из лагеря, заочно окончил филологический факультет Казанского университета, затем аспирантуру по специальности «татарская литература» (1959-1963), работал редактором Таткнигоиздата, печатался в журналах «Дружба народов», «Волга», «Совьет Ленд» («Страна Советов» - издание АПН, выходило на 13 языках Индии и Непала и на английском), в газете «Литературная Россия». 


Автор цикла очерков, рассказов, повестей. Изданы сборники его рассказов «Звуки вдохновения» («Илhам авазы», 1966г.), «У родника» («Су башы», 1975 г.), «Школа на взгорке» (М., 1981 г.), сборник стихов и сказок «Мгновение» («Изге мизгелләр», 1985год.). Мазит Рафиков много переводил с татарского на русский - Г. Тукая, Ш. Камала, А. Еники, М. Амира, Н. Даули, Хасана Сарьяна, А. Абсалямова, И. Гали, Ф. Хусни и других.

МАЗИТ РАФИКОВ

Голуби
Мне снился сон, как будто бы играя,

Выбрасывал я из груди моей

Под грозовое небо дружной стаей

Игривых, белоснежных голубей.

Они умчались в край земного рая,

Где век огни призывные горят…

Быть может, я до них не дошагаю,

Но голуби, я знаю, долетят.

сентябрь 1951

 

На что мне крылья?..
На что мне крылья, если я не вправе

До солнца воспарить, пронзая тучи?

На что мне разум, если я не должен

Осмыслить сам судьбу моей страны?

На что язык, когда за слово правды

Я за решётки чёрные попал?

На что мне сердце, если я обязан

Скрывать любовь и ненависть мою?

На что мне страсть ума и сила плеч,

Когда разрушен мир моей мечты?

На что мне жизнь?..

А чтоб раскинуть крылья

И к солнцу воспарить, пронзая тучи!

январь 1953

 

Нет меня здесь!
Бредём ли понуро,

Трясёмся ль в езде –

Конвой и не знает,

Что нет меня здесь.

Где бабы с лома́ми,

Сиротская голь, -

Там моё сердце,

Там моя боль.

Где поиски правды,

Где смелая мысль, -

Там моя вера,

Там моя жизнь.

Конвой и не знает,

Что нет меня здесь, -

Для них на бушлате

Лишь номер мой есть.

январь 1953

И в третий раз я получил отказ в пересмотре моего дела

У вас войска, готовые к боям,

Суды, чины, шпионы, «патриоты».

Вам Красный кремль – гостиница своя,

Меня ж вы бросили в илоты.

И вам великодушья не дано,

Пред вами я – пред карликами витязь.

Я б вам ошибку мог простить давно,

Вы правду мне простить боитесь!

апрель 1953

 

Не по влечению души…
Не по влечению души

Я бросил вуз, друзей и книги,

Чтоб в обескрыленной глуши

Нести обряд беды великой.

Но даже в разнесчастный миг

Я на судьбину не в обиде

За всё, что в бедствиях постиг,

Что пережил и что увидел.

И в преступлениях вождей,

Во лжи людей, вражде, мученьях

И в горькой участи своей

Я вижу мудрое значенье.

Я вник во власти грязных пут

В ту правду страшную, простую,

О чём могилы вопиют,

О чём живущие тоскуют.

октябрь 1953

 

Костёр

Сгоришь и ты, как жизнь моя,

И ветер пепел твой развеет.

Гори ж, костёр, пылай резвее:

Что толку в дыме без огня?

И если путник подойдёт

К тебе на час отдохновенья,

Пускай в груди твоей горенье

На добрый путь он унесёт.

август 1953

Альбина Абсалямова