Одним из ближайших друзей знаменитого уроженца Казани Василия Аксенова был замечательный саксофонист, основатель и бессменный руководитель "Арсенала" - одного из первых в стране джазовых ансамблей, ныне - народный артист Российской Федерации, а тогда - подпольщик и стиляга. Они подружились совсем юными, вместе взрослели, творили, путешествовали по любимому Крыму... Вместе с Аксеновым Козлов приезжал в Казань на первый "Аксенов-фест". Кстати, столица Татарстана для Алексея Семеновича - город не чужой: именно отсюда родом его жена Ляля, дочь классика татарской литературы Абдурахмана Абсалямова, семью которого Козлов частенько навещает в Казани.

А в далеком 1974 году...

... состоялось выступление «Арсенала» в Центральном Доме Литераторов на творческом вечере Василия Аксенова. Тогда Василий Павлович еще не был открытым диссидентом, каковым сделался позднее, став создателем альманаха "Метрополь", автором "Ожога", "Острова Крым", за что и был выслан из СССР в 1980  году. Советская власть всегда недолюбливала его за  "левачество" и явное нежелание выслуживаться  перед властью, в противовес основной массе советских  писателей. Но его крайняя популярность среди разных слоев читательской массы, то место, которое он уже занял в истории советской литературы,  делали его до поры до времени "неприкасаемым".

 Пользуясь этим, он решил провести свой вечер в ЦДЛ с помпой, с элементом скандала. И это получилось. Нас сближала с Аксеновым любовь к джазу, общее стиляжное прошлое, неприятие всего тоталитарно-советского, романтическая тяга к Америке. Когда Вася позвонил мне и предложил участие с "Арсеналом" в его вечере, я с радостью согласился. План был такой: в первой части выступают  его  друзья - актеры,   режиссеры и писатели, во второй демонстрируются отрывки из кинофильмов по его  сценариям, а в третьей появляется один из его друзей-джазменов - Алексей Козлов со своим новым ансамблем.

      Несмотря на то, что аппаратура, на которой начинал играть "Арсенал", состояла, как говорят "из палки и веревки", то есть была  крайне убогой  и малочисленной, нам требовалось, все же, какое-то время, чтобы установить ее и настроить. Поэтому мы попросили Аксенова дать указания  администрации ЦДЛ пустить  нас в дом заранее, часа за четыре до начала  концерта. Несмотря на свое полудиссидентское  положение,  Василий  Павлович являлся членом Союза Советских Писателей, а это был определенный социальный статус, это означало высокое официальное признание и даже какую-то  власть. В ЦДЛ, во всяком случае. Мы прибыли со своими колонками усилителями в оговоренное время, нам открыли святую святых - актовый зал, мы смонтировали аппаратуру и  начали настраиваться. Через некоторое  время, обратив внимание на темный зрительный зал, мы заметили, что половина мест там уже кем-то заняты, хотя до начала вечера оставалось более двух часов. Приглядевшись, мы поняли, что это совсем не та публика, которая посещает ЦДЛ. В креслах сидели "дети-цветы", те самые московские хиппи, которые просачивались на наши репетиции в ДК Москворечье.

 Как им в таком количестве удалось проникнуть сквозь заслоны опытных дежурных Центрального Дома Литераторов, куда  невозможно было пройти никому без членского билета даже в обычные дни, я до сих пор не понял. Зато тогда я понял,  что  сейчас начнется скандал. Он назревал уже с самого нашего появления на сцене. Ведь выглядели мы тогда как нормальные хиппи. В джинсе, с  длинными волосами, с особой   манерой держаться, говорить. Для респектабельных советских людей  того времени образ хиппи был омерзителен в не меньшей степени,  чем  сейчас образ современного бомжа   для нового русского. В какой-то момент, ближе к началу вечера, присутствие хиппи в  зале было обнаружено тетеньками-билетершами, которые побежали докладывать начальству. Дальше все произошло очень быстро.

 Пришел главный администратор дома и, осознав ситуацию, приказал срочно очистить зал. Это относилось и к хипповой публике, и к нам. Я понял,  что спорить сейчас бесполезно, мы смотали все провода и вынесли аппаратуру с ударной установкой  в фойе. Зал снова закрыли на ключ. Нас вообще хотели выгнать на улицу, но я настоял на своем, сказав, что не могу нарушить договор с Василием Павловичем и не дождаться его. Еще я  намекнул товарищу администратору, у которого наверняка под пиджаком были  офицерские погоны, определенного рода войск, что у него могут быть неприятности, так как Сам Аксенов будет недоволен. Довольно скоро появился Василий Павлович и, разобравшись в ситуации, дал нагоняй администрации. Нас без звука впустили в зал,  мы   снова все смонтировали и успели настроиться.

      Творческий вечер Василия Аксенова проходил в трех частях. Сперва, как обычно, на сцене выступал сам виновник торжества, сменяемый своими друзьями и  коллегами, пришедшими, чтобы выразить уважение писателю. Затем были показаны  отрывки из художественных фильмов, снятых  по сценариям Аксенова.

 Все это время я вместе с ансамблем находился за кулисами, слоняясь по коридорчикам в задней части ЦДЛ, или сидя в отведенной нам комнате. Там ко мне неоднократно "подваливал" администратор Дома, некий тов. Семижонов (в народе  звавшийся, естественно, Семижоповым), пожилой лысоватый, крепкого телосложения  отставник каких-нибудь спецвойск. Он по долгу своей службы обязан был следить за  тем, что происходит за кулисами, но главной его тревогой было, конечно, то, что  и  как  будут  играть эти волосатые люди в таком приличном месте, как ЦДЛ. Ведь нагоняй, в случае чего, получит  он, а не  Аксенов. Когда он  первый раз за  кулисами, взяв  меня  под-ручку, мягко обратился ко мне с вопросом  о том,  что  же  мы  будем играть,  я  понял, насколько его личная карьера зависит сейчас от случая, да и от меня. Мне стало его даже немножечко  жалко, несмотря  на то, как он себя вел по отношению к нам еще пару часов назад. Желая его успокоить, я сказал, что нами будут исполнены отрывки из одной  оперы. Он, вроде бы удовлетворился ответом, но на самом деле, сомнения и тревоги не рассеялись. Уж больно наша внешность не вязалась со словом "опера". Через какое-то время он вновь нежно подрулил ко мне и спросил, как бы  невзначай, а не будет ли наша музыка очень громкой. Здесь мне стало совсем смешно, но я виду не подал и решил отделаться от тов. Семижонова полуправдой. "Нет, что Вы" - сказал я, "это будет совсем тихо, правда, один раз будет очень громко, а потом опять тихо".

 Дело в том, что тогда на рок-музыку набрасывались со всех сторон, и одним из главных раздражающих ее признаков была громкость. Советскими врачами было доказано, что громкий звук разрушительно влияет на спинномозговую жидкость, и на что-то еще. Мой ответ не удовлетворил бедного Семижонова. Незадолго до начала нашего выступления он еще раз подошел ко мне и рассказал, что он не чужд искусству, и тоже  был лауреатом какого-то смотра еще до войны.

 Оказывается, Аксенов, чтобы снять разные сомнения по поводу присутствия в Доме непривычной компании рок-музыкантов, сказал ему, что я Лауреат Международных конкурсов. В советские времена некоторые слова, такие как "лауреат" или "депутат", имели магический смысл в сознании масс. За ними стояло нечто незыблемое,  официальное,  признанное.  Так  что, беседа о лауреатстве была, как бы скрытой формой просьбы не причинить зла "коллеге".

      И вот, после окончания второй части вечера Василий Павлович объявил перерыв и сказал публике, что в третьем отделении выступит джазмен Алексей Козлов и  его ансамбль "Арсенал". Народ ринулся в буфет, а мы взялись за отлаживание  аппаратуры на сцене. Когда мы вышли, чтобы начать играть, я увидел, что в зале,  особенно в первых рядах, расположилась пожилая респектабельная советская публика, вечно далекая от джаза, не говоря уже о джаз-роке. Это был первый случай в моей практике, когда надо было играть "не в  своей тарелке".  Чувство  не из приятных, но мы  начали, как могли, и произошло неожиданное. После первой пьесы всю эту часть   солидной писательской аудитории как ветром сдуло, а на их места моментально устроились те самые хиппи, которые дожидались своего времени в закутках ЦДЛ.

 Далее концерт пошел так, как было намечено. Сперва мы сыграли ряд отдельных композиций, хитов  джаз-рока, а затем перешли  к  исполнению  фрагментов  из рок-оперы  "Jesus Christ Superstar". И вот здесь образовалась проблема.

 Стоящий за кулисами тов. Семижонов, давно осознавший, что его подставили, начал во время исполнения подавать мне знаки, которые иначе, чем: "давайте заканчивать",  ничего  означать  не могли.  Я пришел в ужас. Аксенов сидел в зале, другой  поддержки не было. Оставалось исполнить еще три или четыре арии. Сперва я стал  тянуть время, делая вид, что не замечаю славного администратора. Но долго так продолжаться не могло, так как я стоял спиной к залу, дирижируя ансамблем в особо ответственных местах, показывая, где кому вступать. Так я невольно оказывался почти лицом к лицу с тов. Семижоновым, который начал проявлять признаки неуравновешенности. Он, оставаясь невидимым из зала, схватился изнутри за занавес, и все время  пытался  его задернуть.

 Терпению его пришел конец, а у нас остались еще неисполненными главные финальные партии. Кульминация противостояния наметилась во время арии Иисуса в  Гефсиманском саду. Напряжение, царившее в зале и на сцене, передалось и тов.  Семижонову. Он приступил  к решительным действиям и начал задергивать занавес. Мне  пришлось применить технику гипнотизера. Как только он делал первый шаг вперед, держась за занавес, я отвлекался от дирижирования и делал мощный пасс двумя руками в сторону Семижонова, мысленно внушая ему "Стой!".

 Как ни странно, он останавливался, но через некоторое время, опомнившись, снова начинал свою попытку. Я усилием воли и отпугивающими взмахами рук останавливал  его, что позволило доиграть все намеченное до конца, без отвлекающих инцидентов. Из зала это смотрелось скорее всего странно, как дирижирование кем-то за кулисами. Я  испытал тогда большое напряжение, чувствуя реальность срыва выступления, но, в то же  время, мне было даже смешно, так как ситуация была достаточно комичной. 

Позднее Василий Аксенов описал этот концерт в своем романе "Ожог", где, как и положено большому писателю, он навертел всяких ярких деталей и подробностей, которых на самом деле не было, и где я фигурирую совсем под другим именем - некоего Самсона Сабли, одного из героев книги. Но название "Арсенал" зато было оставлено, так   что мы сразу попали в историю антисоветской литературы.

Альбина Абсалямова