Кожаную мозаику последние десятилетия окрестили модным словом «бренд». Для обычных же людей, не утративших памяти, разноцветные сапожки связаны с тёплыми семейными воспоминаниями о бабушкиных сундуках. Часто пару ичигов хранили вместе со старинными, написанными на арабице молитвенниками, сберегая память о корнях семьи. Но в отличие от религиозных артефактов, которые в эпоху атеизма всё же не принято было демонстрировать, ичигам и татарским тапочкам повезло больше — их орнамент оставался «визитной карточкой» Советской Татарии, как и знаменитый чак-чак. К примеру, во время Международной Лейпцигской ярмарки-80, в год 60-летия образования ТАССР, павильон республики украшал огромный шатёр из кожи, изготовленный, как и образцы национальной обуви, на Арской фабрике, не закрывавшейся даже в годы Великой Отечественной войны, но не пережившей, увы, «эпохи перемен»..

Когда же, если не теперь, в Год национальных культур и традиций в Республике Татарстан, время говорить о прошлом, настоящем и будущем уникального промысла?

Художник Наиля Кумысникова, известна как ведущий мастер, работающий в технике кожаной мозаики. На путь декоративно-прикладного искусства она пришла уже будучи состоявшимся сценографом, много до этого занималась живописью, преподавала.

Мир искусства окружал её с самого детства. «Театральный ребёнок» росла в семье известного театроведа и критика Халита Кумысникова и татарской актрисы, звезды из плеяды знаменитых «гитисовцев» Асии Хайруллиной — первой женщины-лауреата Тукаевской премии.

Судьба закулисного ребёнка, казалось бы, была предопределена с рождения — конечно же, она будет связана с театром! Так и произошло — в качестве будущей профессии Наиля выбрала сценографию, получив образование в Казанском художественном училище, а затем — окончив театрально-декорационное отделение Московского художественного института имени Сурикова. Потом были годы успешного сотрудничества с казанскими театрами, участие в союзных, российских и республиканских выставках с живописными работами. Судьбоносный и поворотный момент на творческом пути случился в её «за тридцать» — возраст для многих сакральный. На смену воображаемым мирам декораций и холстов ей неожиданно открылся мир народной аутентики. Конкретный, осязаемый, местами брутальной подлинности, явившей неисчерпаемый источник поиска смыслов, зашифрованных руками неизвестных мастеров в старинных кожаных узорах и переплетениях нитей. В 1995 году Наиля Кумысникова открыла первую в Татарстане творческую мастерскую народных промыслов «Булгари». Продолжая традиции мастеров-предшественников — художницы Софьи Кузьминых, мастера Арской фабрики Ильдуса Гайнетдинова — она стремилась найти в искусстве собственный неповторимый почерк, не противореча при этом веками установленному канону.

Подлинной традиции изготовления новых изделий Наиля Кумысникова придаёт особое значение. Благодаря её исканиям в обиход современных мастеров мозаики вернулось звучание знаменитого «казанского шва» — в общей композиции он вновь «заиграл» роль самостоятельного декоративного элемента. Ею созданы эксклюзивные коллекции женской обуви и кожаных аксессуаров, сувенирная продукция и изысканные символические панно, населённые мифическими птицами из тюркских легенд. Панно «Сад искусств» — самое большое произведение в технике кожаной мозаики! — украшает фойе Министерства культуры Татарстана, а ичиги, созданные художницей, есть в гардеробе французской кинозвезды Катрин Денёв, побывавшей в Казани в 2007 году в качестве гостьи кинофестиваля «Золотой минбар». Глубокий знаток национального орнамента, Наиля Кумысникова — также автор эскизов эксклюзивных татарских сервизов из тонкостенного фарфора, созданных на Императорском заводе Санкт-Петербурга. Наряду с изготовлениями «спецзаказов» от республики она не перестаёт общаться со стариной, реставрируя экспонаты Национального музея Республики Татарстан. Её собственные работы хранятся в ведущих республиканских музейных собраниях, частных российских и зарубежных коллекциях. В апреле Наиля Кумысникова приглашает на свою юбилейную персональную выставку в галерею «Хазине». Накануне этого события она рассказала о своём интересном творческом и исследовательском пути.

— Наиля Халитовна, пройден немалый путь, а достижения впечатляют. Как всё начиналось?

— Сегодня любят тиражировать историю о сапожках, которые я сделала для Катрин Денёв, а ведь началось всё с просьбы моей мамы, знаменитой татарской актрисы Асии Хайруллиной. Она мечтала, чтобы ей купили ичиги. Было это в начале 90-х, в стране начинались экономические сложности, однако мне повезло — долгожданный подарок был найден и вручён. Откровенно говоря, я не была в большом восторге от тех, что удалось добыть. Но реакция мамы просто расстроила: «Очень жёсткие. У моей мамы были мягкие, удобные, красивые...» Мне стало очень обидно — не за то, что не угодила с подарком, а за то, что традиция изготовления уникальной обуви, как я для себя открыла, утеряна. И тогда я пообещала маме: «Я сама сделаю тебе сапоги!»

Для начала я прочла всё, что было написано о национальной вышитой обуви — труды Фуада Валеева, Флёры Гуловой, Маргариты Завьяловой, Гузель Сулеймановой-Валеевой. А потом в стремлении узнать секреты ремесла мне словно само мироздание помогало. В костюмерной татарского театра я обнаружила вышитые сапожки старинной работы, мне разрешили взять их на время. Под густой коричневой краской для пола, которой они были выкрашены, угадывался изумительный узор. Как бы «случайно», соседка принесла книгу о Сергее Есенине. На одной из фото — поэт вместе с Айседорой Дункан, они снялись на пароходе, отплывающем в Америку. На ногах знаменитой танцовщицы — наши узорные ичиги! Потом вдруг на глаза попалась репродукция картины Нестерова «Явление отроку Варфоломею». До этого я и не замечала, в какие сапожки одет будущий основатель Троице-Сергиевого монастыря. Таких совпадений-«знаков» было немало. Каждый день дарил новые находки, знакомства с интересными людьми — учёными, простыми мастерами. Большую помощь оказала учёный-этнограф Фирсина Шаймулловна Сафина. Первый её вопрос был: знаю ли я про шов? Фирсина Шаймулловна познакомила меня с мастерами вышивки, и уже через пятнадцать минут я делала первые стежки. «Казанский шов» поразил меня своей простотой и оригинальностью придумки.

— В чём уникальность этой техники?

— Прежде всего, в декоративности — он не просто соединяет кусочки кожи, но сам создаёт красочную  узорную линию. Круглые стежки напоминают яркий бисер одни названия разных приёмов этого шва чего стоят: шов «в рябиновку», «шахматный шов», «обводка». «Казанский шов» ещё и необычайно износостоек, не пропускает влагу, может растягиваться и сжиматься, как резинка, соединяя между собой подвижные куски тонкой кожи, собирая их в узоры, раскроенные по сложным лекалам. Я сравнивала шов, которым работали в ХХ веке, с тем, который был в ходу в советские годы. Прежде он был активнее, крупнее. Есть версия, что шов измельчал по причине весьма прозаической: зарплату на Арской фабрике, где шилась вся национальная обувь, начисляли пропорционально числу сделанных мастерицами стежков. Потому и выгоднее было  мельчить». Правда это или только житейский анекдот — точно не известно. Но для меня началось время поиска нового звучания «казанской тачки». Я вернула утраченную традицию крупного шва — именно он раньше придавал яркость ичигам. Сами кожи могли быть сдержанного колорита. Ещё Карл Фукс писал о натуральных растительных красителях, используемых казанскими мастерами, которые придавали кожам благородные, красивые оттенки. Более яркую окраску ичиги приобрели, когда уже изобрели анилиновые красители. Я сама сейчас использую в работе именно такие — оттенки цветов получаются более тонкими, сложными и глубокими. В эпоху «потока» и плана советских времён для получения ровного цвета на кожевенных заводах начали применять покрывное крашение. Отсюда — жёсткая, как картон, кожа, глухие «пластмассовые» цвета. Из такой кожи были сшиты и сапожки, подаренные мной маме.

— Как же пришлось добывать тогда  настоящую» кожу, как в старину?

— До сих пор не могу понять, как легко меня, человека с улицы, без  «позвоночных» рекомендаций пустили на кожевенное предприятие «Сафьян», прямо к главному инженеру. Меня встретила красивая умная женщина Надия Каримовна Мамедова, выслушала и сказала: «Будет вам кожа! Сделаю, как в старину!». Мы потом сдружились, и её мама рассказывала, как сама в молодости вышивала ичиги и ходила для этого в соседнюю деревню за несколько километров для традиционных посиделок за работой — «кич утырырга»...

— Кожаная мозаика сегодня это по-прежнему — ручная работа?

— Техника эта — старинная и исключительно ручная. Она появилась задолго до того, как в обиход вошли машинные иглы с дырочкой на конце. Прежде пили очень интересным способом. Прокалывали одну кожу шилом, накручивали на него цветную промежуточную нить и прокалывали другую кожу. Шило вынимали и в колечки из ниток вставляли вощёную нить, на конце которой была прикручена свиная щетина — она заменяла иглы. Так шили и в начале ХУ, ив ХХ веке. Этот способ дошёл практически до наших дней — когда я делала свои первые сапожки, то работала с вышивальщицей, которая умела работать с щетиной.

Конечно, было бы здорово, если бы была машина, которая могла шить кожаную мозаику. Но придумать её невозможно. При шитье ичигов раньше использовали небольшой переносной станок, похожий на двускатную крышу дома. Серёдку станочка выдалбливали — получался пенал, в который складывали всё необходимое для работы. Иногда в крышку, закрывающую полое отверстие, монтировали маленькое зеркальце, ведь вышивкой занимались только женщины, и если тачка сапог понятие сугубо мужское, то «казанская тачка», когда цветная нить не только украшает, но и оберегает шов, несомненно, женское. А вот раскраивал сложный орнамент раньше всегда мужчина. Куски кож складывали, увлажняли и спрессовывали. Лезвие длинного ножа затачивали под очень острым углом, почти как шило. Мастер упирался подбородком в деревянную ручку с мягкой подушечкой на конце, держал его строго вертикально и резал. В наше время таких умельцев не осталось. К. счастью, судьба свела меня с модельером Альфией Сиразиевой. Она профессионально и терпеливо работала над изготовлением ичигов для мамы, научила пользоваться раскройным ножом, к которому я поначалу испытывала необъяснимый ужас.

— Что стало для вас самым интересным открытием на пути постижения всех секретов ремесла «казанского шва»?

— Известно, что его секрет передавался только по наследству и тщательно скрывался от посторонних. Долго считалось, что эта техника была известна только на нашей территории. Но мне всегда хотелось перепроверить общепринятую истину. Однажды поиски увенчались успехом — изделие, в котором я обнаружила «кручёные колечки», нашлось в альбоме турецкого искусства. Это был кожаный футляр для фарфора, шитый серебром. Возможно, один из даров турецким султанам, изготовленный казанскими мастерами. Следующий предмет я встретила в маленьком музее старой части Туниса. Это было седло, прошитое крупными, величиной с орех, знакомыми стежками. Потом уникальный шов обнаружился в коллекции Этнографического музея Казанского университета, в детском сапожке из Болгарии; другие находки были из Узбекистана и Киргизии. Кстати, на киргизском языке слово «кожа» звучит не иначе как «булгари». Булгары, а затем и татары выделывали продавали кожу на протяжении столетий, а кожевенные мастера могли изготавливать поступающие из разных регионов заказы. Но если сам шов имел распространение, то техника кожаной мозаики была известна лишь у нас, на территории современного Татарстана.

— Сколько человек «тачают» один сапожок? Это коллективная работа?

— В работе принимают участие, конечно же, несколько человек. Прежде всего, это — художник, который придумывает орнамент, кроит картон, кроит кожу, подбирает все нитки и делает «карту» для вышивальщицы с раскладкой, где и какой ниткой шить, сколько стежков делать. Модельер составляет «грунт» сапога — основу, я уже раскладываю узоры по этому «грунту», по его чертежу. Вышивать я умею, но практически никогда сама этого не делала — слишком трудоёмкая работа, которой надо учиться полжизни, чтобы получалось быстро и красиво. Поэтому я обращаюсь к профессиональным вышивальщицам. Заготовка сапога отдаётся сапожнику, который собирает всё на колодку. Колодки появились не сразу, раньше их не было, потому что ичиги выполняли функцию мягкого сапога-чулка, поверх которого надевали уличную обувь кэвеш (возможно, от её названия пошло слово «калоши») — кожаные туфли на толстой подошве. Отсюда происхождение названия «ичиг» — от татарского «эчке итек» (внутренний сапог). Сапожки всегда шили по ноге. Их сложный крой, к тому же — с орнаментом, с учётом особенности ноги, создавал индивидуальный  «3D-вариант». Ичиги были очень мягкими, носить их было удобно. В такую обувь обувались даже царь Иван Грозный, бояре и позже представители российского дворянства.

- Орнамент ведь имел не только конструктивное значение?

— В декоре старинных изделий нет ничего случайного — каждая деталь наделена определённым смыслом. В старину, когда за многослойной одеждой непросто было разглядеть женскую фигуру, по узору сапожек даже определяли возраст и семейное положение ханум или туташ.

Народное искусство всегда отражало жизнь, которая не может родиться без единения двух начал — мужского и женского. Люди поклонялись божествам, охраняющим таинство супружества, это отразилось и в символике узоров. В ичигах мы можем встретить такой элемент, как «проросшее семя» — мужской знак, «бутон цветка» — женское начало. В девичьих и детских ичигах присутствовало «сердечко» — знак непорочности, чистоты и девственности. У булгар он считался тамгой Алп-Бики — арчи, или можжевельника, обладающего очистительной силой. Главный элемент орнамента, так называемая «большая розетка», круглая, каплевидная, или в форме яблока. В её центре — обязательно контрастного цвета «ядро», знак начала новой жизни, сполнения главного предназначения человека. И таких символов — много. —

 Как вы оценили бы работу молодых коллег, не идёт ли сегодня упрощение традиций?

— Кожаная мозаика это, прежде всего, — орнамент, его звучание. Я убеждена, что его интерпретаций может быть великое множество. У современных мастеров есть очень интересные работы. Но мне кажется, им нужно больше работать с рисунком, нужны поиски. Хотелось бы, чтобы появились какие-то интересные композиции, неожиданные фактуры. Возможности кожаной мозаики далеко не исчерпаны. Нужно изучать историю, возможно, — обращаться к другим стилистикам.

— Каковы сегодня проблемы и реалии промысла?

— С одной стороны, в республике идёт большая работа по поддержке кожаной мозаики. Его искусству обучают в Казанском художественном училище, в 40-м профессиональном училище. Но раньше обучали прямо на Арской фабрике. Туда приходили девочки в возрасте 12 лет и затем становились мастерицами производства. Хорошо было бы, чтобы и у сегодняшней талантливой молодёжи было не только желание творить, но и перспективы стабильного заработка. Такой уникальный «бренд», как кожаная мозаика, нуждается в серьёзной государственной поддержке. Он  не должен быть выбором фанатов-одиночек. Иначе рискуем его потерять.

— Начиная с пары сапожек для вашей мамы, вы пришли к созданию больших панно в технике кожаной мозаики. Как возникла такая потребность?

— Увлечённая своей идеей, я открыла для себя мир доселе мне неизвестный, мир ручного творчества не театральной бутафории; точный и, на первый взгляд, очень прозаичный. «Была дочь-художник, стала дочь-сапожник», — шутили дома. В то время я часто вспоминала о бережном отношении к деталям выражения образа, которому учил нас, студентов театрального отделения Института имени Сурикова, наш руководитель Михаил Михайлович Курилко-Рюмин. В каждом орнаменте — словно в театре — переживалась драма, в цветах — все оттенки чувств. Но всё-таки пара сапожек — это единичное изделие на заказ, под конкретного человека, с учётом его пожеланий, его стиля, его внешности. Тоже творческая работа, но не та, в которой ты сполна можешь выразиться как художник. В многочисленных больших российских выставках я участвовала именно с панно. Для меня важно, чтобы оно было не просто красивым, декоративным, но несло какую-то информацию, было наполнено символическим смыслом. Как, например, панно «Сак и Сок», созданное по мотивам татарской сказки. Делать панно, как просто красивый орнамент, кажется мне скучноватым. Я постоянно ищу интересные сюжеты, символику в нашей истории, мифологии.

В панно сама техника кожаной мозаики выходит за пределы возможностей, устоявшийся канон приобретает новое дыхание, художнику необходимо это ощущение расширения горизонта. Ему ведь необходим не только потребитель, но и зритель; собеседник, способный всматриваться, вслушиваться в смыслы и звучание работ. Вместе разгадывать тайну, над которой ты бьешься  долгое время, вкладывая много сил и труда.

Составлено по материалам статьи Айсылу Мирхановой в журнале «Казань» (№3/2023) «В поисках татарского кода»