Игорь Саматошенков – один из самых молодых кардиохирургов МКДЦ. Помимо практической деятельности он занимается наукой. Недавно он изобрел и запатентовал новый способ регенерации нервных волокон кровеносных сосудов. С этим проектом ученый получил грант на исследование и занял второе место на Startup Tour – преддверии Startup Village, самого масштабного конкурса стартапов России и стран СНГ. Игорь Саматошенков не привык сдаваться и точно знает, чего хочет достичь.

– Игорь Валерьевич, расскажите про ваш патент. В чем суть исследования и чем его результаты будут полезны людям?

– Если говорить кратко, мы разработали комбинацию генов, которая способствует росту числа нервных волокон кровеносных сосудов. Эта конструкция поможет в лечении ишемической болезни нижних конечностей.

Ишемия – это когда к ткани с кровью поставляется недостаточно кислорода. Чтобы скомпенсировать ишемические поражения, нужны новые кровеносные сосуды. Если не компенсировать кровоток, человек со временем начинает хромать, не может пройти больше 100-150 метров. Это сильная боль в ногах, а со временем – ампутация.

Рост числа кровеносных сосудов можно простимулировать, например, путем введения новых генетических конструкций. Мы с коллегами начали искать наилучшую, так и пришли к нашей комбинации.

– Как пришла в голову идея применения именно такой комбинации? Почему она лучше прочих?

– Мы действовали по нарастающей. Сейчас во врачебной практике применяется для лечения один из генов, присутствующий в нашей конструкции – VEGF. Его назначают пациентам, и врачи отмечают, что он дает положительный эффект в лечении ишемии. Ген Ang тоже применяли для того, чтобы простимулировать рост числа кровеносных сосудов. Эти гены вводились исследователями и парно. Было выявлено, что совместно они дают лучший эффект, чем по отдельности. Но самое интересное в нашей формуле – ген GDNF. Он необходим преимущественно для роста нервных волокон, раньше для лечения ишемии его не применяли. Недавно исследователями был выявлен дополнительный эффект в отношении роста сосудов, поэтому мы добавили его в свою формулу и начали экспериментировать. Вместе гены действуют активнее.

– Результаты ваших исследований уже применяются в практике?

– Пока это разработка на уровне экспериментальной медицины. При благоприятных обстоятельствах мы планируем создать препарат и наладить его серийный выпуск. Испытания на крысах прошли успешно, у них наблюдается рост числа кровеносных сосудов.

– Не боитесь крыс?

– Нет. Они меня даже ни разу не кусали.

– Как получить все эти гены, чтобы сделать на их основе препарат? Можно ли их купить?

– Да, все элементы генной конструкции находятся в открытом доступе и их можно приобрести. Но препарат нужно особым образом подготовить, а потом переместить в вектор – переносчик, который будет доставлять его в организм. Это не что-то инородное, все эти гены есть в организме человека, но в небольших количествах. При ишемической болезни организм начинает генерировать больше таких генов, чтобы образовалось как можно больше сосудов и компенсировался кровоток. Суть терапии в том, чтобы простимулировать этот рост и сделать его еще более выраженным.

– Как препарат будет вводиться?

– В форме суспензии, инъекционно.

– Кто-нибудь еще в мире параллельно разрабатывает эту тему?

– Генную терапию для лечения сердечно-сосудистых заболеваний – да. Но, как я уже сказал, мы первые придумали именно такую эффективную комбинацию. Обычно гены вводятся по одному, а GDNF в лечении ишемии вообще не используется.

– Широко ли генная терапия применяется для лечения ишемических поражений?

– Не очень широко. Рынок таких препаратов в России находится в состоянии застоя. Некоторые врачи не верят в эффективность генной терапии и не назначают ее пациентам. Население тоже недостаточно знает об этом, люди боятся пробовать новые методы лечения. Их пугает само словосочетание «генная терапия». Операции и лечение лекарствами пока все же более распространены.

– Почему? Они обходятся дешевле?

– Дороговизна – относительное понятие. В перспективе генная терапия обойдется дешевле оперативного вмешательства. Шунтирование – дорогостоящая и сложная операция, нужен высококлассный хирург. Возможно, придется ждать очереди. При ишемической болезни высок риск ампутации. Протезирование иногда обходится даже дороже самой операции. Начать генную терапию можно быстрее. Чем раньше человек начинает лечиться, тем больше шансов максимально сохранить качество его жизни.

Терапия таблетками недостаточно эффективна. Генная терапия и шунтирование по эффективности сопоставимы. Но преимущество еще и в том, что инъекция гораздо легче переносится, чем операция.

– Препарат сейчас тестируется?

– Да, на свиньях.

– Почему именно на них?

– Свинья – наиболее близкое к человеку животное, многие препараты испытываются на них. У нас в эксперименте свиней чуть больше двадцати.

– Порода и пол принципиальны?

– Подходит любая свинья, но мы работаем с вьетнамскими вислобрюхими. В нашем эксперименте задействованы только самки, но это просто особенность содержания. Избегаем бесконтрольного размножения. Наша задача – ввести животных в эксперимент и успешно вывести из эксперимента.

– После вывода из эксперимента свиней отправите на продажу?

– Если кому-то будут нужны такие свиньи, мы их с удовольствием отдадим.

– Если препарат будет столь же эффективен на свиньях, как на крысах, как исследование будет развиваться?

– Мы должны найти финансирование на официальные доклинические испытания. Они снова будут проводиться на крысах или свиньях. Затем нас ждет клинический этап – испытания на людях.

– Это займет много времени?

– Цикл составления препарата – примерно десять лет, я занимаюсь этой темой уже три года. Если все будет складываться успешно, до выхода препарата остается 6-7 лет работы. Процесс можно ускорить, но здесь все зависит от маркетинга и инвестиций. Найти финансирование в научной работе сложнее всего. Пока нам удавалось избежать серьезных проблем, мы тщательно отбирали, на какие конкурсы и гранты стоит тратить время и силы. Но клинические испытания – дорогой и долгий этап, на него нужно получить разрешение, провести серьезную бумажную работу.

– Если вы увидите свой препарат в продаже, какие у вас будут ощущения? Как вы его назовете?

– Ощущение победы. Я буду очень рад, это большая и долгая работа. Насчет названия… Наш проект называется «Ангиолайф», думаю, что и препарат будет называться так же. Конечно, за столько лет много что может измениться, но пока мы склоняемся к такому варианту.

– Кому расскажете об успехе в первую очередь?

– Научному руководителю. И родителям. Да вообще всем, пусть у препарата будет широкая реклама (смеется). Самое главное, чтобы нуждающиеся в лечении люди узнавали о нем.

– Данная тема – это еще и основа вашей кандидатской?

– Да. Я уже описал эксперимент на крысах. Сейчас пишу обзоры литературы, теоретическую часть. Для меня это сложнее всего.

– Что для вас интереснее – работа над кандидатской диссертацией или проект?

– Проект. Он более творческий, более масштабный. Но кандидатская диссертация – это только первый этап. При успешном стечении обстоятельств на основе своих наработок я смогу написать и защитить докторскую.

– Сейчас вам всего 27 лет, а у вас уже есть свой патент и грандиозные планы на будущее. Получается, к сорока годам вы уже сможете реализоваться в науке?

– Почему же к сорока? Надеюсь, что к тридцати пяти. Тянуть я не люблю (улыбается).

– Сегодня мы много говорили о животных. У вас дома есть питомцы?

– У родителей есть кот, у меня нет. Животные очень сильно ограничивают, это большая ответственность. Не уедешь в отпуск, нужно тщательнее планировать свое время. Кроме научной работы я занимаюсь кардиохирургией.

– От чего получаете больше удовольствия – от исследований или практики?

– Скорее, от совокупности. Везде бывают сложные периоды и периоды взлетов.

– Как вам удается все успевать?

– Эффективный тайм-менеджмент. Помимо работы я учу немецкий, хожу в спортзал, занимаюсь другими приятными для меня делами.

– Когда проект будет закончен и препарат поступит в продажу, чем планируете заниматься?

– Найду новую тему для исследования. Я считаю, что чем-то значимым и интересным нужно заниматься до глубокой старости. Я бы занимался биотехнологией, мне эта дисциплина ближе всего. Может, начну разрабатывать клеточный или генно-клеточный препарат.

– Если бы у вас была волшебная палочка, исполняющая одно желание, что бы вы загадали для своего проекта?

– Успешное прохождение клинических испытаний, это самый волнительный момент.

– Есть опасения?

– Всегда есть риск того, что на людях препарат будет не так эффективен, как на животных. Но я исхожу из опыта коллег, которые используют гены изолировано. У них работа проходит успешно, отзывы хорошие. Я верю в свою идею. Готов помогать людям и как практикующий кардиохирург, и как ученый.

Маргарита Линченко