Все живое обменивается информацией, и себе подобными, и с представителями других видов. Этот процесс считается важнейшим эмоциональным фактором – не исключено, что он важнее, чем приспособление к условиям неживой природы, совершенствование в  умении добывать пищу и спасаться от хищников. Наверное, в любом номере крупного научного журнала, в котором представлена биологическая тематика, сейчас можно найти статью, посвященную проблемам коммуникации у живых существ – и это могут быть  не только млекопитающие, но и микроорганизмы.

Бактерии, в том числе и болезнетворные, «переговариваются», используя сигнальные молекулы, которые пионер изучения этого языка Бонни Басслер из Принстонского университета назвала «бактериальным эсперанто». Молекулы накапливаются, и, когда их концентрация в окружающей среде достигает критической точки, бактерии предпринимают согласованные действия, атакуя организм хозяина.

До сих пор считалось, что словарный запрос  у них весьма скуден и исследован достаточно подробно. Результаты работ, проведенной сотрудниками Калифорнийского университета в Дэвисе, свидетельствуют: не только сами бактерии способны к более изощренным способам общения, но и некоторые растения в процессе эволюции создали «дешифраторы», перехватывающие и распознающие вражеские сигналы, дабы вовремя запустить иммунный ответ, предотвратив тем самым развитие недуга.

Итак, ученые полагали, что две основных группы бактерий – грамположительные и грамотрицательные – используют различные типы сигналов. Однако Ах21, обнаруженный у бактерий, инфицирующих рис, не принадлежит ни к той, ни к другой группе. К тому же ранее известные сигналы бактерий представляли собой небольшие молекулы, а Ах21 – пусть маленький, но белок, то есть высказывание более внушительное. Оно вызывает в организме тех, кто его услышал, мощный отклик – включается экспрессия почти 500 генов, что составляет около 10% бактериального генома. В итоге микроорганизмы образуют тщательно сконструированные биопленки, позволяющие сопротивляться, в частности, лечению антибиотиками. Так, благодаря налаженным  социальным связям возрастают их шансы на выживание и распространение. Более того, по сигналу  Ах21, в ход идет самый смертоносный арсенал, позволяющий колонизировать новые зоны и инфицировать их.

Кажется куда уж растениям сопротивляться столь хорошо организованному нападению. Действительно, большинство из них практически беззащитны. Но у некоторых есть иммунный рецептор ХА21, улавливающий переговоры противника. Такие растения успевают мобилизировать силы на защиту и дать отпор.

Интересно, что ХА21 – представитель семейства иммунных рецепторов, за открытие которых у мух и мышей, присуждена Нобелевская премия 2011 года. Исследования бактериального генома позволяют предположить, что такие белковые слова есть у многих бактерий.

Живые существа, способные к совместным действиям, используют для общения и язык жестов. Долгое время считалось, что жестикулировать умеют только люди и человекообразные обезьяны. Симона Пика из Орнитологического института Общества  Макса Планка и Томас Буньяр  из Венского университета показали, что вороны (Corvuscoras) жестикулируют клювами, чтобы привлечь внимание потенциального партнера и уже закрепить существующие взаимоотношения. В течение двух лет они наблюдали за птицами в Природном парке Кумберлэнд (Грюнау, Австрия).

Птицы указываю на мох, камешки, прутики («Посмотри!») или предлагают собеседнику («Возьми»!). В основном эти жесты предназначались представителям или представительницам противоположного пола и приводили сначала к совместному манипулированию этими предметами, а потом зачастую и к созданию пар.

Вороны принадлежат к тому же семейству, что вороны и сороки, но значительно превосходят пернатых собратьев, в интеллектуальном развитии, набирая в тестах баллы, сопоставимые с теми, что показывают человекообразные обезьяны. Поиск партнера занимает у них немало времени, зато внутри семейных пар налажено сотрудничество, не в последнюю очередь благодаря довольно сложной коммуникативной системе.

Вороны жесты «Посмотри!» и «Возьми!» напоминают детские  - человеческие малыши прибегают к ним в возрасте 9-12 месяцев, когда еще не умеют разговаривать. Ученые считают, что подобные жесты – точка отсчета для использования символов и, как следствие, языка. Любопытно, что наблюдать подобные жесты у наших ближайших родственников – человекообразных обезьян – удается чрезвычайно редко.

Общественные животные способны к сопереживанию и взаимопомощи, но до сих пор считалось, что высшее проявления этих  качеств можно наблюдать лишь приматов.  Сотрудники Чикагского университета показали, что в подобной ситуации и крысы оказываются на высоте.

Авторы исследования приютили в лаборатории 60 крыс, разбив их на пары. Две недели спустя один из зверьков каждой пары оказался в пластиковой ловушке, дверцу которой, впрочем, можно было открыть снаружи, толкнув мордочкой.

Оставшиеся на свободе животные явно проявляли сочувствие к «узникам», и через  12 дней тренировок 77% из них научились открывать заветную дверцу. У них не было никаких внешних стимулов к этому: стенания жертв были не такими частыми и громкими, чтобы заподозрить освободителей в примитивном желании обрести покой. Они освобождали товарища и когда условия эксперимента  изменялись таким образом, что освободитель не мог поддерживать контакт с напарником после того, как то выходил на волю. Более того, если в серии контрольных опытов в ловушке сидел игрушечный зверек или она вовсе была пустой, только 12% проявили активность и научились открывать «темницу»  - сочувствовать-то было некому. А ведь помимо прочего действия в критической ситуации требуется борьба с собственным чувством беспокойства, которое парализует волю и мешает что-либо предпринять. Крысы справились и с этим.

Ученые попытались очертить границы сочувствия  и поставили зверьков перед нелегким выбором: теперь в одной  ловушке сидела знакомая крыса, в другой лежал шоколад. Но и здесь участники эксперимента не дали слабину, одинаково быстро и ловко отпирая обе двери. Если же альтернативой шоколаду вновь оказывалась игрушка, то сладкой темнице выказывали предпочтение.

Еще удивительнее, что освободители, которые могли сначала добыть шоколад, съесть его весь в одиночку и лишь потом заняться собратом, не делали этого, а чаще всего делились угощением с бывшим заключенным. Подобное благородство редко встретишь не только в животном мире, но и среди людей, уверены авторы. В тоже время они полагают, что сочувствие – одно  из фундаментальных свойств, общих для млекопитающих. Возможно, его истоки – в материнском желании накормить, оградить от боли и страха своего малыша, которому мать сопереживает как никому другому. В сопереживании сородичу могут быть задействованы те же нервные структуры.

Вступая в социальный контакт, люди действуют не безоглядно, поскольку он может не только принести им пользу, но и причинить зло. Большинство из нас старается запомнить, как проявили себя те, с кем пришлось иметь дело, и в зависимости от того от этого мы выбираем линию поведения в будущем. Совсем коротко это можно сформулировать так: «Если Х в прошлом вел себя хорошо, с ним можно иметь дело. Если Yраньше не шел на контакт или от него исходила опасность, избегай его». Такой линии поведения придерживаются не только взрослые – ее наблюдают у младенцев уже первый год жизни. Причем их понимание ситуации, скорее всего, не сводится к этой формуле, а лежит за ее пределами. Известно, например, что не умеющие говорить малыши и человекообразные обезьяны отличают того, кто пытается их угостить, но не может этого сделать, от того, кто намеренно не дает сладости.

Есть ситуации, когда взрослые в своих поступках тоже действуют за рамками предложенной формулы, например не избегают Y, если есть возможность его наказать. Иногда они действуют в ущерб себе, не будучи сами в числе жертв Y. Неврологические исследования подтверждают, что мозг человека реагирует на месть так же, как на вознаграждение, полезное ему лично. Иногда причина бывает иной: изменилось мнение о том, что совершил Y, и, следовательно, о нем самом. Например, он поступил плохо, но по отношению к тем, кого можно считать заслуживающими наказания.

Способность к столь тонкой нюансировке в социальных отношениях может быть результатом влияния культурной среды в процессе индивидуального развития. Но хотя бы отчасти она могла быть  сформирована естественным отбором, в ходе которого создавалась система социальных суждений. Именно она поддерживает постоянное взаимодействие представителей рода человеческого.

Канадские ученные из университета Британской Колумбии в Ванкувере провели серию экспериментов с участием малышей в возрасте пяти и восьми месяцев от роду, дабы проверить, способны ли они к столь тонким нюансам в отношении к третьим лицам. Роли «плохих» и «хороших» в различных социальных ситуациях исполняли перчаточные куклы, которые зачастую выглядят  весьма выразительно.

Дети наблюдали, как некий зверек пытался достать из прозрачной коробки погремушку. Один кукольный персонаж (П)  помогал ему в этом, другой мешал (М). Затем появлялись два новых персонажа – один давал П или М мячик, другой отнимал. Оказалось, что в случае с П все малыши  одинаково симпатизировали тому, кто давал ему мяч. А когда  дело дошло до М, симпатии  разделились: пятимесячные малыши  продолжали симпатизировать первому персонажу, а восьмимесячные приветствовали действия второго. Следовательно, в этом возрасте дети уже отдают предпочтение положительному герою и одобряют, когда с отрицательным персонажем поступают по принципу «как аукнется, так и откликнется».

Таким образом, даже в первый год жизни дети способны к достаточно сложным суждения и социальным оценкам, выносят  их на основании общего контекста, в котором наблюдают эту ситуацию.

Источник: Научно-популярный журнал «Химия и жизнь - XXI в»