| Карл Блосфельдт и Эккехард Велькенс. Диалоги о природе |
Я как безумная охотилась за Блосфельдтом лет 15, и наконец он к нам пришел. И для музея, и для меня лично это большое событие. Карл Блосфельдт творил в начале ХХ века, он был учеником знаменитого модерниста Морица Мойрера, в голове у которого существовал утопический проект – он и его ученики должны были использовать в работе исключительно природные формы, потому что, как он говорил, в них сияет музыка вселенной, и эти формы должны были стать основой для будущих дизайнеров. Он учил своих учеников лепить, рисовать те образы, которые рождала природа. И постепенно они действительно входили в дизайн привычных нам вещей. Так, например, все мины мира похожи друг на друга – они имеют форму семенной коробочки растений, стоящих на ранних ступенях развития. Карл Блосфельдт стал любимым учеником Мойрера. Он забросил живопись и стал снимать растения из гербария, но снимал он их не просто так. Он понимал, что делает что-то очень важное, вневременное.
Я очень люблю его снимок «Восточный мак. Бутон, увеличенный в 5 раз». Это зрелище поразительной красоты. Вообще, все фотографии Блосфельдта сделаны с чувством, что они вечны, и это важная особенность понимания красоты в тот момент. Кадры, запечатлевшие растения, сделаны с практической целью, художник как бы говорит: мы снимаем для того, чтобы кто-то использовал это в будущем, и потому делаем совершенные кадры.
|
| Август Зандер. Портрет. Пейзаж. Архитектура |
Зандер, в отличие от Блосфельдта, снимал людей и делал это совершенно гениально. Как у всякого нормального фотографа того времени, у него было свое небольшое ателье. В начале века он зарабатывал заказными портретами, но потом ему в голову пришла грандиозная идея – описать все типы немцев своего времени. Он успел осуществить эту задумку между двумя мировыми войнами. Он снимал каждого персонажа линейно, строго, монументально, как бы делая скульптуру. При этом он отказывал фотографии в праве называться искусством – Зандер был убежден, что это всего лишь документ. Вместе с тем у него было ощущение, что люди, которых он снимал, должны попасть в будущее.
Его «Кондитер» – одна из моих любимых работ – просто завораживает своей эпичностью. Все его персонажи – художники, цирковые работники, нотариусы – очень индивидуализированные персонажи. Каждого он словно высекает в камне. Неизвестно, откуда в его работах присутствует фантастическая значительность. Хотя годы его работы – это время появления «Лейки» (здесь уже нет большой выдержки, кадры сделаны так, как мы привыкли снимать друг друга сегодня), установка на будущее очень важна и делает эти работы фантастически прекрасными.
Зандер на свои деньги осуществил этот мегапроект, в это время к власти пришли нацисты, посадили на 10 лет его сына, который работал вместе с ним в ателье. Сын умер от туберкулеза в 1944 году, за полгода до освобождения. Бомба уничтожила дом Зандера, где погибли тысячи негативов, пластинок и отпечатков. Но Зандер продолжал работать. На знаменитой фотовыставке 1955 года «Род человеческий» глава отдела фотографии нью-йоркского Музея современного искусства Эдвард Стайхен пригласил Зандера стать ее главным участником. И действительно: он создал портрет рода человеческого, прежде всего между двумя войнами, и занял свое неповторимое место на фотографическом и художественном Олимпе.
|
| Михаил Прехнер. Ретроспектива |
Прехнер был нашим открытием, мы за ним охотились 16 лет, собирали его работы по замечательному журналу «СССР на стройке». Причем в русской версии «СССР на стройке» не указаны имена авторов фотографий и коллажей, информация о них была лишь в зарубежных изданиях. Надо сказать, тот великолепный журнал влюбил в себя чуть ли не всю западную интеллигенцию.
К сожалению, от Прехнера осталось очень немного, он погиб на фронте в возрасте 30 лет. Самый последний его снимок еще был напечатан, а потом Прехнера надолго забыли – во-первых, еврей, во-вторых, модернистская эстетика стала запретной. Хотя в 1935 году Прехнер стал настоящим событием и занял место между Родченко и Гринбергом. Только в работах Родченко чувствуется тяжесть, усталость, а у Прехнера нет ничего подобного: у него все летящее, романтически прекрасное, возвышенное, у него даже люди в середине 30-х годов улыбаются относительно естественным способом. У того же Родченко они улыбаются уже абсолютно натянуто, так, что получается оскал. Достаточно взглянуть на замечательный портрет жены Прехнера, чтобы все понять о нем самом: ощущение полета чувствуется буквально во всем – может быть, потому что именно на эти страшные годы пришлась юность фотографа.
|
| Сейду Кейта. Фотографии из коллекции Жана Пигоцци |
Седу Кейта – фотограф из Бамако, бывшей столицы Французского Судана. Это место было важной точкой пересечения всех торговых, экономических, политических процессов, происходивших в Африке. Дядя Сейду Кейта подарил племяннику камеру «Кодак Брауни Флеш», привезенную из Сенегала, и тот начал снимать своих друзей и родственников. Позже он открыл свою фотостудию, где снимал людей, которые приходили к нему заказать портрет. Никто бы не знал об этом замечательном фотографе, если бы несколько снимков не появилось в Нью-Йорке на выставке африканского искусства в MoMA. Причем сначала под его фотографиями была подпись «Неизвестный автор». Фотографии Сейду Кейта привлекли внимание французского искусствоведа Андре Манина в 1991 году, когда он увидел выставку африканского искусства в Нью-Йорке. Вскоре он отправился в Мали на поиски автора этих снимков; поиски увенчались успехом.
На фотографиях Кейта часто присутствует орнамент, даже орнамент в орнаменте, который, впрочем, не мешает разглядеть красоту человеческих лиц. В культурах, которые стоят на ранней стадии развития, людям приходится держаться друг за друга, становясь как будто одним целом в противостоянии враждебному миру. И так или иначе люди проецируют на орнамент это ощущение соборности. Именно поэтому мы видим у Сейду Кейта так много снимков, где девушки, например, позируют в одинаковых платьях. Но орнамент – это вообще то, благодаря чему появился весь русский авангард, который обращается к народному искусству во всех проявлениях. Кстати, во время кризисов орнамент, как правило, входит в моду, как бы говоря «Возьмемся за руки, друзья». Ничего случайного в моде не бывает. И не только в моде. В искусстве те же законы. Это иллюзия, будто художник или галерист может поднять цену на ту или иную картину.
Неважно, отчего у людей рождается чувство, что нужно жить и работать на будущее. У Сейду Кейта это чувство имело практическую основу. Он понимал, что заниматься фотографией коммерчески выгодно. Дети хотят знать, как выглядели их родители, этот запрос есть у всех поколений. Именно поэтому он старался сделать кадры как можно более красивыми, чтобы через много лет на них было приятно взглянуть. Когда Судан превратился в Мали и обрел полную независимость, фотографии Кейта начали меняться и европеизироваться. Это потрясающие кадры, но в них уже нет ощущения, что это сделано для будущего. В них есть чувство момента.
|
| Это Париж! Модернизм в фотографии. 1920–1950. Из коллекции Кристиана Букре |
Про Париж в этой выставке нет ни слова. Коллекцию Кристиана Букре Центр Помпиду приобрел в 2011 году, и она стала одним из самых заметных событий в мире фотоискусства. Кристиан Букре был сумасшедший с хорошем смысле слова. Он покупал то, чего не было на рынке. На самом деле его коллекция – это уникальная россыпь звезд. Кроме прославленных имен здесь есть и такие имена, которые вообще никому не известны.
Эта выставка – удивительный срез того, что представляла собой художественная жизнь Парижа между двумя мировыми войнами. Тогда туда приехали художники изо всех стран, прежде всего из Венгрии. Не знаю, почему венгры в начале века оказались людьми, которые лучше всего снимали Париж. Мы вспоминаем ночной Париж, и перед глазами возникают снимки Брассая. Это, конечно, неслучайно. Каждый из этих художников искал свой образ. Особенность парижского модернизма в том, что здесь нет одного лидера. Там каждый голос – отдельный. И у каждого свои фантастические находки и поиски. В какие-то моменты фотография становится паровозом художественных течений. И если мы берем историю ХХ века, то невозможно себе представить развития всего искусства без фотографии.
|
| Арно Фишер. Фотография |
Арно Фишер – один из самых известных немецких фотографов из Восточного Берлина, что оказало на него огромное влияние. В его фотографиях запечатлено, с одной стороны, что-то очень человеческое, почти интимное, а с другой – это непередаваемое чувство советской эстетики, если мы начинаем ее историю с хрущевской оттепели. Замечательная ранняя серия работ Фишера «Ситуация Берлин», которую он сделал незадолго до возведения Берлинской стены, продолжается серией черно-белых портретов Марлен Дитрих. Позднее Фишер и его супруга Сибилле Бергеман, работавшие в ГДР для модного журнала Sibylle, произвели настоящую революцию в области модной фотографии: отказавшись от гламура студийной съемки, они снимали своих моделей на городских улицах, в промышленных интерьерах. Фишер очень многое предвосхитил в фотографии в тот момент, когда она стала похожа на метафизику.
Источник: slon.ru
|
Красота – суггестивное оружие массового поражения, и сегодня оно обладает колоссальной мощью, которой мы почти не в состоянии противостоять. Сейчас весь мир ищет некую новую идею, если хотите, утопию. Дело в том, что после того, как в 1989 году рухнула Берлинская стена, стало понятно, что человеческая природа везде абсолютно одинакова – на всех континентах, во всех культурах. Это очень точно сформулировал шестидесятник, замечательный поэт Андрей Вознесенский после своего первого визита в Америку в глухие советские годы: «Идиотов бы поубрать вдвойне – и в твоей стране, и в моей стране».
Мир, который соблазнял нас тем, что мы не знаем, стал абсолютно транспарентен, глобален, и мы потеряли смысл жизни. Если взять последние 25 лет – то это время, когда бизнес, медиа, мода плотно работают над нашим сознанием, внушают нам мысль, что мы постоянно должны быть на волне удовольствий. Я расскажу о нескольких проектах нынешней биеннале, которые имеют определенную модернистскую установку на вечность, когда художник сознательно или бессознательно жил с ощущением, что жизнь есть служение будущему. Вот это ощущение мы сегодня потеряли, потому что нам говорят – наслаждайтесь сейчас, ублажайте себя сейчас, живите сейчас, не думайте о том, что будет завтра. Это мировосприятие прямо влияет на культуру и наше представления о прекрасном.
слушать радио онлайн
ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ
Оставить комментарий от имени гостя